Сколько лет музыка присутствует в жизни Николая Булыгина, он и сам подсчитать не берется

(Тетюши, 14 сентября, "Тетюшские зори"). Человек с колоритной окладистой бородой и строгим взглядом, но при этом обладающий чувством юмора, сорок лет работал зубным техником в Тетюшской ЦРБ, восемь лет – мастером на механичес­ком заводе и большую часть своей жизни играл в духовом оркестре. 

Сколько лет музыка присутствует в его жизни, Николай Иванович и сам подсчитать не берется.

 – Когда Всесоюзной пио­нерской организации исполнялось 25 лет, я учился в 6-м классе и посещал Дом пионеров. К праздничному мероприятию мне поручили выучить позывные «Пионерской зорьки». Была такая передача на радио. Дали горн, сказали: «Иди тренируйся в огороде». По случаю юбилея пионерской организации на стадионе сделали громадный костер. Пио­неры со всего района выстроились квадратом. Я вышел в центр и сыграл. С тех пор, наверное, у меня появилась тяга к музыке. Да и в семье все у нас пели. Мать – в церковном хоре, а у отца была октава (очень низкая разновидность баса. – Прим. авт.). Пели во время застолий, и все гости у нас в доме были певуны, – рассказывает он. 

В школу Николай Иванович поступал дважды. В 1944 году, в шестилетнем возрасте, когда в сентябре все друзья с улицы сели за парты, тоже напросился. Читать и писать он уже мог – сестра научила. 

– Пришел, посидел урок. Все палочки какие-то рисуют. Скучно мне стало, я встал и ушел. А напротив кинотеатра в то время были бараки зерновые, еще от купцов оставались. Мы там играли в карты. Я каждый день уходил с утра, мать мне давала с собой хлеба и еще чего-нибудь. Через месяц учительница спрашивает у нее: «А что это ваш Николай в школу не ходит?» Пос­ле этого отпороли меня и опять сдали в детсад. Дома я вообще не сидел, единственное, мне было интересно радио слушать. Вой­ну слушал. Брат воевал с 1943 года, – делится Николай Иванович. – Пленных немцев в Тетюшах хорошо помню. Их была прорва. Рядом со старыми яслями на Вахитова была мечеть, но ее сломали, оставались руины под крышей. Вот там и поселили немцев. Народ все бежал туда знакомиться с ними. У всех пленных были губные гармошки. Я молил мать дать мне хлеба, чтобы я обменял его на этот музыкальный инструмент. Всех немцев мы называли Гансами или Фрицами. Один из них меня научил играть на ­гармошке.

В прошлом практичес­ки вся жизнь тетюшан была сосредоточена на берегу Волги. Он был широким, к пристани причаливали пароходы и буксиры. По воспоминаниям Николая Ивановича, на небольшом пригорке находился речной вокзал с верандой.

– Мы промышляли там, ловили рыбу. Баклешка (уклейка) она называлась. Волга узенькая была, крикнешь, а на другом берегу тебя слышно. Течение быстрое, вода чистая, пить можно. И вот в один из дней немцев привели. Они с горы спускались по лесенке с улицы Вахитова. Там был спуск, Гулянкой назывался, сейчас он зарос. Вдруг стали таскать мешки с хлебом. Как мы это поняли? Запах распространился свежевыпеченного хлеба. Его все учуяли и побежали на этот запах. Немцев сопровождали три-четыре автоматчика. Пока они грузились, кольцо наших людей все сжималось. Один мешок развязался, и народ замолк. Тишина стояла гробовая. Увидели, что немцам так много хлеба, сколько люди не видели никогда. Автоматчики кинулись грести на Балымер, а бабы начали орать. Хлеб белый был, пеклеванный (хлеб из просеянной ржаной муки. – Прим. авт.). Раньше я не замечал в людях ненависти к немцам, а тут я ее увидел, – вспоминает Николай Иванович. 
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЧИТАЙТЕ В ГАЗЕТЕ "АВАНГАРД" ("ТЭТЕШ ТАННАРЫ")